Мы в утренник выйдем хрустящий

Как-то в дождливый июньский день 1982 года вместе с поэтом и журналистом Евгением Глазковым мы заскочили в Ногинский Дом художника.

Евгений, учившийся на искусствоведческом факультете МГУ, много общался с ногинскими живописцами. Он помогал им делать каталоги к юбилейным датам и персональным экспозициям, писал материалы об индивидуальных и коллективных выставках живописцев, зарисовки об их творчестве, которые публиковались не только в районной газете «Знамя коммунизма», но и нередко появлялись в центральных журналах. И, пожалуй, особенную симпатию Евгений Глазков питал к Владимиру Терентьеву, с которым дружил и о творчестве которого отзывался с восторгом. Мы зашли в мастерскую Владимира Терентьева. Художнику в конце июня исполнялось пятьдесят лет, и Жене надо было уточнить для своей статьи кое-какие детали, связанные с биографией и творчеством этого замечательного мастера кисти. Нас с радушием встретил плотный коренастый человек с умным, глубоким и проницательным взглядом. В мастерской Терентьева нередко собирались коллеги и друзья, и частенько велись разговоры и споры об искусстве и о многом другом. В то время в мастерских Ногинского Дома художника работала целая плеяда талантливых живописцев: Алексей Ратников, Владимир Тягунов, Арсений Власов, Борис Овчинникова-Новочадовский, Лев Монахов, Олег Михайлов, Юрий Мошкин, Александр Хопкин и другие. Владимир Терентьев, член Союза художников СССР с 1964 года был одним из основателей художественно-производственных мастерских в Ногинске. Для работы ему выделили одну из четырёх мансард в пятиэтажном доме на улице Климова. Его соседом по мансарде был заслуженный художник России Алексей Ратников. Позднее, когда Владимир Васильевич занемог и подниматься на пятый этаж (или уже шестой?) дома, где находилась мансарда, ему стало тяжеловато, он передал свою мастерскую Александру Хопкину. Владимир Терентьев родился 29 июня 1932 года в Ногинске. В предвоенном 1940 году пошёл в школу. Будучи прекрасным рассказчиком, он нередко с потрясающими деталями цепкой памяти вспоминал о своём детстве, пришедшем на трудную военную пору. В классах было холодно, и ученики на уроках сидели за партами, не снимая верхней одежды. Тогда писали деревянными ручками с металлическими перьями, и в стылые зимние дни чернила в чернильницах замерзали. Учащиеся приносили с собой из дома поленья для растопки школьной печи. Военное время прочно врезалось в память будущего художника. Вот, например, как вспоминал Терентьев об эвакуации в 1941 году: «Мы ехали с матерью и братишкой на тендере паровоза. Под Воскресенском началась бомбёжка агитпоезда. Слышу крик женщины: «Маша! Маша!» Это женщина с ребёнком на руках кричала бежавшей за поездом девочке... Как страшный кошмар, как образ безысходного горя, безмерной печали остался от тех лет вид чёрного поля, усеянного пионерскими пилотками... Наш состав фашист не бомбил, он расстреливал нас. Я высовываюсь из-под платформы, а он, оскалившись, смотрит на меня. Такая лошадиная морда. Таким мне запомнился образ фашиста». В то время я учился на сценарном факультете во ВГИКе, и воспоминания Терентьева показались мне настолько «потрясными», что кое-что из них я внёс в свою записную книжку, надеясь, что их можно будет использовать в работе над сценарием фильма. Однако с творчеством Терентьева я не был знаком, и попросил Женю Глазкова рассказать мне об этом художнике. Глазков показал каталог с работами Терентьева: «Красная площадь», «В.И. Ленин на охоте», «В колхозном доме отдыха», «Первая весна», «Майский день», «Осень наступает», «Лёд тает», «У заводи», «Подмосковье», «Весна в Глухове»... Работая в жанрах пейзажа и тематических картин соцреализма, в своей живописной манере Терентьев, пожалуй, тянулся к импрессионистам. Он писал яркими и сочными мазками. В его тонких по колориту работах чувствовалась рука превосходного мастера, но меня удручала тематика его картин и этюдов. «А где же его сюжетные полотна? – недоумевал я. – Где дети, несущие поленья в школу и мёрзнущие на уроках? Где фашист с оскаленной физиономией из немецкого самолёта, расстреливающий агитпоезд, которого художник видел своими глазами, когда прятался от смертоносных очередей его пулемёта? Где девочка, бегущая за уходящим поездом, в котором осталась её мама с малым братишкой? Где поле, на котором остались лежать после бомбёжки убитые дети?» Вместо этого я видел искусно выполненные полотна «Бабье лето», «Будут новые дома», «У фермы», «Весенние кружева», «Проталины», «Ячмень скошен», «Рябина цветёт», «Ночь», «Закат», «Летний пейзаж», «У храма», этюд со стадом коров, которые мирно щипали травку на летнем лугу… Позднее я понял, почему талантливые живописцы избегают касаться в своём творчестве гнетущих страхов и ужасов, которые им в детстве пришлось испытать. Своим творчеством они хотят согревать людские души, очаровывать их сияющей красотой мира. Художники, как говорил народный художник СССР Павел Корин, подобны кострам, которые горят на вершине горы и освещают своим светом путь человечеству. С ним можно спорить, но мне понятны те художники, которые не изображают ужасное… Мастер живописи и пейзажа Владимир Терентьев тянулся к прекрасному. Он умел ликующими красками передать гармоничное состояние своей души в моменты её соприкосновения с окружающим мирозданием и чарующей красотой природы. Владимир Терентьев умер в 1985 году. Ему было всего 53 года. Тяжело переживал его смерть Евгений Глазков. Он откликнулся на неё пронзительными стихами:

Мне грустно до боли, поверьте – Я знаю: в апрельский день Художник Владимир Терентьев Мою не откроет дверь. Не скажет: «Вставай, лежебока, Так всё мы на свете проспим. Пойдём поглядим, как к востоку Летит журавлиный клин…» Мы в утренник выйдем хрустящий Смотреть перелёт журавлей, И жизнью пахнёт настоящей От русских лесов и полей. Пустая причуда, беспечность? Но мы ощущали всерьёз, Что утром весенним Вечность Повисла на ветках берёз. Потом он в картинах расскажет Про тихий апрельский рассвет, О том, что на свете краше Земли нашей русской нет! Вбирая простор и свободу, Присядем у Клязьмы-реки. Припомним – по этим дорогам К Донскому сбирались полки. За словом потянется слово, Хоть каждый стоит на своём. Помянем Андрея Рублёва, О Пушкине речь заведём, О тех, кто был лично причастен К родной подмосковной земле. … Да! Эти минуты счастья Судьбою дарованы мне! Поверьте, мне грустно до боли, На сердце нехорошо. Всё те же леса и поле. Художник лишь только ушёл…

Художник и поэт из Орехово-Зуева Владимир Горбунов в 2004 году издал книгу «Всегда живые». В ней опубликованы его воспоминания о многих орехово-зуевских и ногинских коллегах, которых сегодня, увы, уже нет в живых. Есть в этой книге и воспоминание о Владимире Терентьеве. Ногинский художник, вероятно, чувствовал свой близкий уход и в одной из последних бесед с Владимиром Горбуновым так его наставлял: «Если ты воспримешь и возьмёшь у меня звучность и силу цвета, у Кулаева – рисунок и тональность, у Попкова – колорит, плотность и цельность, то станешь большим мастером». Автор книги признаётся, что это напутствие Терентьева он сохранил в своём сердце и следовал ему, когда создавал свои картины. Как пишет Владимир Горбунов, после смерти Терентьева часть его работ была закуплена Художественным фондом СССР, часть осталась в Ногинском Доме художника. В это смутное перестроечное время многие художники, оставшись без государственных заказов, стали бедствовать. Россию в поисках шедевров наводнили зарубежные эмиссары, желавшие приобрести картины, на которых они могли обогатиться. Приехали такие иностранные эксперты и в Ногинск. Наши художники были об этом осведомлены и радовались приезду зарубежных гостей-покупателей. Однако гости из Франции, осмотрев их мастерские, для закупок ничего не отобрали. На третьем этаже Дома художника, в конце коридора, стояли картины Владимира Терентьева. «Машинально отвернув крайнюю, гости оживились, – пишет Владимир Горбунов. – Стали расспрашивать, что это за работы и кто их автор. Им ответили: «Терентьев, он умер». Гости стали рассматривать каждую работу (а их было много)... Вызвали жену Терентьева. В общем, они купили все работы за бесценок, так как супруга художника не стала с ними торговаться... Они взяли у неё номер телефона и попросили собрать все работы её мужа. Судите сами, какова была живопись Владимира Терентьева...» Позже гости из Франции ещё не раз наведовались в Ногинск, привозили с собой каталоги произведений Владимира Терентьева, выпущенные в Париже, искали другие его работы. Сегодня живописные работы Терентьева находятся во многих галереях, музеях и частных салонах Франции и других стран. А вот в Ногинске, увы, его произведений почти не осталось. И мимо 80-летнего и 85-летнего юбилея замечательного живописца прошли все местные и отечественные СМИ. Лишь Ногинское отделение Союза художников Подмосковья выпустило в 2012 году малотиражный каталог, включив в него два этюда Владимира Терентьева и дав краткую биографическую справку о ногинском художнике-самородке.

#ВладимирТерентьев #ЕвгенийГлазков #Ногинск #живопись